Линдси Келк - Я люблю… тебя!
— Как ты мог это сделать? — Я вцепилась в повязку, сосредоточившись на саднящей свежей татуировке, а не на растущем желании убить коварного друга. — О чем ты думал?
— Ты прекрасно знаешь — я не думаю, когда в деле замешаны мужчины, — пожал плечами Мэтью, присев рядом. Эм опустилась на соседнюю скамью в одиночестве. Судя по ее виду, ей требовалось время, чтобы прийти в себя. — Флирт пойдет тебе на пользу. Красивый парень, вы знакомы, он живет в другой стране — абсолютно безопасный вариант.
— Повтори мне дословно, что ты написал, — потребовала я.
— Да пару фраз всего. — Мэтью игриво забросил ногу через подлокотник скамьи, чуть не угодив Эм в лицо. — Самое обычное: сколько лет сколько зим, чем занимаешься, я работаю тем-то и тем-то, и ля-ля-ля, и тра-та-та.
— Ты мне ля-ля не вешай! Надо же — взламываешь мою страницу на «Фейсбуке» и рассылаешь сообщения мужчинам! — оборвала его я, прикладывая к повязке холодную банку колы. — Что именно ты написал? Слово в слово?
— Слушай, тебе не проще самой посмотреть? — Он раздал нам банки диетической пепси, которую купил по дороге. — Я не помню. У тебя же айфон есть.
— Нет, ты свой открой и прочти вслух, пусть у меня руки свободными будут, чтобы врезать тебе в нужный момент. С банкой в одной руке и айфоном в другой я, глядишь, и промахнусь. — Я пододвинулась к Эмили, сидевшей по-прежнему молча. Неоткрытая банка пепси лежала на ее коленях. — И не тяни, на улице не жарко.
— Пожалуйста. — Он вытащил телефон из кармана джинсов. — Но помни, я сделал это для тебя, прежде чем ты начала превращаться в мегеру.
— Да ладно, читай наконец! — Я обняла Эм за плечи и прижала к себе, глядя на другой берег, где в обе стороны по дорогам бежали автобусы, а над ними высился огромный купол собора Святого Павла. Лепота!
— «Привет, я уверена, ты тот самый Итан Харрисон! Сколько лет сколько зим! Вот ты и нашелся! Я Рейчел Саммерс, в школе мы вместе играли в оркестре. Я тут лазила по «Фейсбуку» и вдруг решила тебя поискать. Помаши ручкой, если это действительно ты! Вот здорово будет снова пообщаться! Рейчел. Чмок-чмок-чмок». — Мэтью прочитал сообщение радостным девичьим голосом, чем действительно порадовал.
— И он ответил?
— Да, причем сразу. — Мэтью сменил девичье сопрано на густейший канадский акцент, хотя а) сидел рядом с уроженкой Канады и б) прекрасно знал, что Итан вырос в Суррее. — «Привет, Рейчел! Да, это я, тот самый Итан! Как я рад, что ты мне написала!»
— Не надо утрировать восклицательную интонацию, — сухо сказала я, хотя сердце, не отрицаю, забилось. Надо же — Итан Харрисон рад моему письму… Точнее, писульке двадцатидевятилетнего гея, нацепившего мою маску.
— Да ладно, я тебе не натурал какой-нибудь, чтобы уж и жизни не порадоваться. «Привет, Рейчел, да, это я, тот самый Итан, как я рад, что ты мне написала. Как дела? Я однажды пытался тебя разыскать, но не смог — в Великобритании оказалось очень много Рейчел Саммерс. Как поживаешь? Замужем? Дети есть? Живешь по-прежнему в Суррее? Я закончил тогда год на «отлично» и переехал в Торонто, моему отцу предложили здесь работу. В Канаде здорово. Сейчас преподаю музыку в университете. Кто поверит, если вспомнить, как я лажался в детском оркестре? Громовой ржач».
— Ржач?!
— Громовой.
Хм… Я уж и не знаю, может ли будущий отец моих детей громоподобно ржать.
— «Напиши мне обязательно, очень жду письма». Ну что, все очень мило.
— Выбросить бы твой телефон в реку, — сказала я. В идеале мне не надо было улыбаться от уха до уха, но — так уж вышло.
— Валяй, мне все равно новый нужен, — сказал Мэтью, подтолкнув меня локтем в бок.
— Пристрелить тебя мало. — Я приподняла край повязки. — Точно еще нельзя снимать?
— Точно. Ее сто лет носить надо.
А ведь еще и часа не прошло.
Мэтью оттянул ворот рубашки и расстегнул пару стратегически необходимых пуговиц, чтобы посмотреть на свою татуировку.
— Ф-фу, да тут кровь идет!
— Ты просто баба. — Я постаралась сдвинуть повязку не дрогнув. Три маленькие черные звезды резко контрастировали с моей бледной кожей. — Неужели у нас татуировки?!
— Я знаю, — ответил Мэтью на мое первое замечание, натягивая свою повязку снова. — Надо пойти купить сидра и выпить его в парке, выкурив при этом упаковку «Ламберт и Батлер».
— Дальше нас ждет пункт номер четыре. Сколько дел за пару дней провернули!
— Тост! — Мэтью поднял банку диетической пепси в мою честь. — Ты чувствуешь изменения в себе? Пройдена уже треть пути к заветной цели — стать настоящей, полноценной одиночкой.
— Вообще-то я чувствую себя прекрасно, — сказала я. — Как будто для меня нет ничего невозможного.
Запястье болело. Голова гудела. Я хотела посмотреть на свою татуировку. Здорово — у меня теперь тату!
— А это так и есть, — отозвался Мэтью, поглаживая меня по спине. — В этом и смысл списка — помочь тебе это понять.
— Верно, — кивнула я. — Не могу передать словами, как это классно — отвлечься от грустных мыслей.
— Вряд ли стоит сегодня прыгать на веревке с Вестминстерского моста. Двух пунктов на один день достаточно, как считаешь? — Мэтью не убирал руку с моего плеча.
— Саймон ненавидит татуировки, — сказала я. — От этой его бы передернуло.
— А ты не ради него делала, — напомнил Мэтью. — Ты сходила в салон для себя. Просто потому, что хотела тату. Так ты теперь принимаешь все решения. Вспоминай об этом всякий раз, когда на руку посмотришь.
— И можно вычеркнуть этот пункт, — обрадовалась я. Всячески оберегая запястье, я вытащила измятую салфетку уже с бахромой по краям, нашарила черную ручку и поставила жирную галочку у пункта «Сделать тату».
— Значит, у тебя в активе первая любовь, новый имидж и, как Эмили мне говорила, попытка заняться спортом. — Мэтью взъерошил мне волосы. — Ты просто молодец.
— Ты тоже молодец. — Я пихнула его локтем в бок. — Слушай, ты вчера развлекался?
После Стивенгейта Мэтью не позволял другому мужчине переступить порог своего дома (что отнюдь не мешало ему самому ездить к дружкам). Ему претило присутствие постороннего в их со Стивеном квартире. Это можно было понять. По крайней мере сейчас я могла его понять.
— Да это просто знакомый, — отмахнулся он от моего вопроса. — Покончим с твоими проблемами, займемся моими, не беспокойся.
— Ну что ж, я на тридцать три и три десятых процента счастливее, чем в субботу, стало быть, у меня появилось на тридцать три и три десятых процента больше времени волноваться о тебе, — не без гордости сказала я. — Однако впереди самое трудное. Придется, наверное, отложить до завтра. Вечером мы с Эм идем на какое-то благотворительное сборище, она велела прилично одеться, а на это может потребоваться некоторое время.
